Неточные совпадения
Вот правая сторонушка
Одной сплошною
тучеюПокрылась — затуманилась,
Стемнела и заплакала...
Север
потемнел и покрылся
тучами; из этих
туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч.
Уже совсем
стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было
туч.
Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах.
И в самом деле, Гуд-гора курилась; по бокам ее ползали легкие струйки облаков, а на вершине лежала черная
туча, такая черная, что на
темном небе она казалась пятном.
Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с
темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо над головою, да легкие
тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую
тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение
темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!..»
Когда
стемнело и пароход стали догонять черные обрывки
туч, омрачая тенями воду и землю, — встретился другой пароход, ярко освещенный.
Там, на востоке, поднимались тяжко синие
тучи, отемняя серую полосу дороги, и, когда лошади пробегали мимо одиноких деревьев, казалось, что с голых веток сыплется
темная пыль.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые,
темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними —
тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Ехали долго, по
темным улицам, где ветер был сильнее и мешал говорить, врываясь в рот. Черные трубы фабрик упирались в небо, оно имело вид застывшей
тучи грязно-рыжего дыма, а дым этот рождался за дверями и окнами трактиров, наполненных желтым огнем. В холодной темноте двигались человекоподобные фигуры, покрикивали пьяные, визгливо пела женщина, и чем дальше, тем более мрачными казались улицы.
Самгину казалось, что воздух
темнеет, сжимаемый мощным воем тысяч людей, — воем, который приближался, как невидимая глазу
туча, стирая все звуки, поглотив звон колоколов и крики медных труб военного оркестра на площади у Главного дома. Когда этот вой и рев накатился на Клима, он оглушил его, приподнял вверх и тоже заставил орать во всю силу легких...
Она поцеловала ее со вздохом и ушла скорыми шагами, понурив голову. Это было единственное
темное облачко, помрачавшее ее радость, и она усердно молилась, чтобы оно пронеслось, не сгустившись в
тучу.
Порой сквозь туман было видно
темное небо, покрытое
тучами. Они шли совсем не в ту сторону, куда дул ветер, а к юго-западу.
Явление грозы со снегом было так ново и необычно, что все с любопытством посматривали на небо, но небо было
темное, и только при вспышках молнии можно было рассмотреть тяжелые
тучи, двигавшиеся в юго-западном направлении.
Следующий день был 15 августа. Все поднялись рано, с зарей. На восточном горизонте
темной полосой все еще лежали
тучи. По моим расчетам, А.И. Мерзляков с другой частью отряда не мог уйти далеко. Наводнение должно было задержать его где-нибудь около реки Билимбе. Для того чтобы соединиться с ним, следовало переправиться на правый берег реки. Сделать это надо было как можно скорее, потому что ниже в реке воды будет больше и переправа труднее.
И действительно, часов в десять вечера
темный небесный свод, усеянный миллионами звезд, совершенно освободился от
туч. Сияющие ночные светила словно вымылись в дожде и приветливо смотрели на землю. К утру стало прохладнее.
Ветра не было, не было и
туч; небо стояло кругом все чистое и прозрачно-темное, тихо мерцая бесчисленными, но чуть видными звездами.
После полудня погода стала заметно портиться. На небе появились
тучи. Они низко бежали над землей и задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке
потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше дров на ночь.
Черная мгла, которая дотоле была у горизонта, вдруг стала подыматься кверху. Солнца теперь уже совсем не было видно. По
темному небу, покрытому
тучами, точно вперегонки бежали отдельные белесоватые облака. Края их были разорваны и висели клочьями, словно грязная вата.
Сразу от огня вечерний мрак мне показался
темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые
тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со всех сторон
тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда
стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в
темную грозовую
тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого! Есть святые чувства, которых не должна касаться чужая рука.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю,
темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей
тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Над ним и вокруг него по-прежнему стоял глубокий, непроницаемый мрак; мрак этот навис над его мозгом тяжелою
тучей, и хотя он залег над ним со дня рождения, хотя, по-видимому, мальчик должен был свыкнуться с своим несчастием, однако детская природа по какому-то инстинкту беспрестанно силилась освободиться от
темной завесы.
Когда же, подняв кверху задумчивое лицо, она сообщала ему: «Ах, какая
туча идет, какая
туча темная-претемная!» — он ощущал сразу будто холодное дуновение и слышал в ее голосе пугающий шорох ползущего по небу, где-то в далекой высоте, чудовища.
Все небо было затянуто
темными серо-синими
тучами, которые лежали параллельными полосами и казались совершенно неподвижными.
Так промаялись мы еще целые сутки, и только к вечеру третьего дня ветер начал понемногу стихать. Тяжелые
тучи еще продолжали свое настойчивое движение, но порой сквозь них пробивались багровые лучи заката. В
темных облаках, в ослепительной белизне свежевыпавшего снега и в багрово-золотистом сиянии вечерней зари чувствовалось приближение хорошей погоды.
Туча темнела, разрасталась вширь и захватывала все небо.
В этих воротах, и без того
темных, в эту минуту было очень темно: надвинувшаяся грозовая
туча поглотила вечерний свет, и в то самое время, как князь подходил к дому,
туча вдруг разверзлась и пролилась.
Тучи собираются —
тучи темные и кровавые. Переговоры о мире в ходу, а лагери на всех возможных пунктах. — Чудеса, да и только.
Ночь тяжело и сыро пахнула мне в разгоряченное лицо; казалось, готовилась гроза; черные
тучи росли и ползли по небу, видимо меняя свои дымные очертания. Ветерок беспокойно содрогался в
темных деревьях, и где-то далеко за небосклоном, словно про себя, ворчал гром сердито и глухо.
Десятка два мужиков стояли, сняв шапки, и слушали.
Темнело,
тучи опускались ниже. Голубоглазый подошел к крыльцу и сказал, вздохнув...
Плыли
тучи темными массами, наваливались друг на друга.
Там, спасаясь от какой-то невидимой погони, мчались, давили, перепрыгивали друг через друга
тучи — и окрашенные
тучами темные аэро Хранителей с свисающими черными хоботами труб — и еще дальше — там, на западе, что-то похожее —
Конверт взорван — скорее подпись — и рана — это не I, это… О. И еще рана: на листочке снизу, в правом углу — расплывшаяся клякса — сюда капнуло… Я не выношу клякс — все равно: от чернил они или от… все равно от чего. И знаю — раньше — мне было бы просто неприятно, неприятно глазам — от этого неприятного пятна. Но почему же теперь это серенькое пятнышко — как
туча, и от него — все свинцовее и все
темнее? Или это опять — «душа»?
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло в воздухе
тучею пыли, и большая серая масса, взмахнув крыльями, поднялась к прорехе в крыше. Часовня на мгновение как будто
потемнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей возней, вылетела из
темного угла, мелькнула, распластавшись на фоне голубого неба в пролете, и шарахнулась вон.
Опять шел Ромашов домой, чувствуя себя одиноким, тоскующим, потерявшимся в каком-то чужом,
темном и враждебном месте. Опять горела на западе в сизых нагроможденных тяжелых
тучах красно-янтарная заря, и опять Ромашову чудился далеко за чертой горизонта, за домами и полями, прекрасный фантастический город с жизнью, полной красоты, изящества и счастья.
Наступало дождливое время, вечера
темнели, да благодаря постоянно покрытому
тучами небу улицы с утра уже наполнялись сумерками.
Черта между землей и небом
потемнела, поля лежали синие, затянутые мглой, а белые прежде облака — теперь отделялись от
туч какие-то рыжие или опаловые, и на них умирали последние отблески дня, чтобы уступить молчаливой ночи.
Тарантас встряхнулся, заболтал колокольчик, лошадиные спины заскакали живее. Между тем на небе, казалось, действительно что-то надумано. На горизонте все
потемнело, солнце низко купалось в
тучах, красное, чуть видное, зенит угасал, и туманы взбирались все смелее и выше. Шептали березы, шуршали тощие хлеба, где-то в листве каркала одинокая ворона.
Гнутся и скрипят мачты, сухо свистит ветер в снастях, а корабль все идет и идет; над кораблем светит солнце, над кораблем стоит
темная ночь, над кораблем задумчиво висят
тучи или гроза бушует и ревет на океане, и молнии падают в колыхающуюся воду.
Запад потухал. Тучка бродила по небу, блуждала, подкрадывалась, — мягкая обувь у
туч, — подсматривала. На ее
темных краях загадочно улыбался
темный отблеск. Над речкою, что текла меж садом и городом, тени домов да кустов колебались, шептались, искали кого-то.
Вдруг бешеная ярость охватила Передонова. Обманули! Он свирепо ударил кулаком по столу, сорвался с места и, не прощаясь с Вершиною, быстро пошел домой. Вершина радостно смотрела за ним, и черные дымные
тучи быстро вылетали из ее
темного рта и неслись и рвались по ветру.
Потом приснилось ей озеро и жаркий летний вечер, под тяжко надвигающимися грозовыми
тучами, — и она лежит на берегу, нагая, с золотым гладким венцом на лбу. Пахло теплою застоявшею водою и тиною, и изнывающею от зноя травою, — а по воде,
темной и зловеще спокойной, плыл белый лебедь, сильный, царственно-величавый. Он шумно бил по воде крыльями и, громко шипя, приблизился, обнял ее, — стало темно и жутко…
Какая ночь недобрая: ветер воет, усугубляя скорбь,
тучи быстро бегут, точно неприятна им земля. Серпик лунный тонок, потерян в
тучах и блестит слабенько, словно осколок донышка бутылки в
тёмной куче мусора».
В
тёмном небе спешно мелькали бледные окуровские молнии, пытаясь разорвать толстый слой плотных, как войлок,
туч; торопливо сыпался на деревья, крыши и на и землю крупный, шумный летний дождь — казалось, он спешит как можно скорее окропить это безнадёжное место и унести свою живительную влагу в иные края.
Когда небо покрыто
тучами, они живописно белеют на
темном горизонте.
Он заглядывает в каждое дупло, в каждую скважину, поднимает каждый поблекший листок, каждую травку и, как путник, вернувшийся на родину, который вместо уютного крова находит всюду одну глухую пустыню, мчится далее, к
темному лесу, неся на плечах своих гряды сизых
туч — нажитое богатство!
С утра шумно и обильно лился дождь, но к полудню
тучи иссякли, их
темная ткань истончилась, и, разорванную на множество дымных кусков, ветер угнал ее в море, а там она вновь плотно свилась в синевато-сизую массу, положив густую тень на море, успокоенное дождем.
Навстречу ему из
тёмной дали тяжело и медленно двигались
тучи.